Берегини в славянской мифологии – благожелательные женские духи, оберегающие людей от нечисти и противостоящие силам зла. Почитание берегинь известно с очень давних времен: оно уходит своими корнями в матриархально-родовой культ духов-покровителей. Поклонение и принесение жертв упырям и берегиням относится к первой эпохе в развитии славянских религиозных представлений.
Культ упырей и берегинь представлял собой «первобытный анимизм с ярко выраженным дуализмом» и возник, по-видимому, во времена охотничьего хозяйства, может быть, уже в палеолите или мезолите, вероятно, в те времена, когда люди еще не знали богов.
Упыри и берегини в народной традиции представляли две силы, управляющие миром: силу злую, враждебную человеку, и силу благую; они олицетворяли собой два противоположных начала – злого и доброго, враждебного человеку и оберегающего человека.
Изначально вампиры и берегини были, по-видимому, единственными представителями внешнего мира для первобытных людей. В те древние времена природа дифференцировалась только по принципу отношения к человеку: с одной стороны, её представляли злые упыри-вампиры, которых нужно было отгонять и задабривать жертвами, а с другой стороны, добрые берегини, которым тоже нужно было «класть требы», но уже в качестве благодарности и для того, чтобы они активно проявляли свою доброжелательность к человеку.
О внешнем облике древних берегинь и упырей данных, в общем, не сохранилось. Упыри, как сила злая, никогда не изображались в искусстве и вообще не сопоставлялись точно с чем-либо реальным. Берегини же изображались в домовой резьбе и т.п. в виде сирен с птичьим или рыбьим обличьем, однако такой их облик, скорее всего, являлся уже некоторым видоизменением первоначальных представлений. Полиморфизм берегинь и аморфность упырей в фольклоре, очевидно, ведут к древнейшим представлениям о сверхъестественных, волшебных силах, неразрывно связанных с магическим отношением к природе, облик которых очень трудно определить.
Итак, хотя как упыри, так и берегини, по-видимому, исконно не имели определенного облика, однако с ними связывались вполне определенные представления. Если упыри представляли собой всё неблагоприятные для человека явления природы (холод и тьму, болезни, смерть и пр.), то берегини выступали как духи-охранители, предвестники будущих добрых божеств, защищающих людей и посылающих им все, необходимое для жизни (тепло, свет, жизнь, плодородие и т.д.).
В древних письменных источниках (в различных «Словах» и поучениях против язычества) берегини косвенно приравнивались к русалкам или вилам, и поклонение им соотносилось с разными формами молений о плодородии, о своевременных дождях и т.п.
По-видимому, во времена земледельческо-скотоводческого хозяйства берегини тесно связывались с водой и наделялись теми же функциями, что и русалки-вилы, которые до христианства представлялись славянам не демоническими существами и коварными утопленницами, а красивыми крылатыми девами, заботящимися о посевах и о дожде для нив.
Вообще же, связь берегинь-русалок с водой, сохранившаяся во всех видах представлений о них, была, по-видимому, еще более древней и появилась не во времена земледелия, а во времена охотничье-рыболовнического хозяйства. Этимология самого названия «берегиня» не вполне ясна (предположительно, оно произошло от старославянского прегыня – «холм, поросший лесом»).
Это слово, по-видимому, было связано с двумя различными понятиями: берегом водного пространства и с глаголом оберегать, беречь, и эта связь, скорее всего, была не случайна, а вполне закономерна, но только для весьма отдаленных времен, когда человек еще только учился плавать по бурным и полноводным рекам и когда его окружали бесчисленные озера и болота, образовавшиеся после таяния ледника.
Для первобытного охотника и рыболова эпохи мезолита и неолита было бы совершенно естественно соединить понятие о береге, о твердой и надежной земле с понятиями оберегания, охраны от нежелательного, от возможной беды. Это подтверждает и то, что в современных русских диалектах слово «берегиня» уцелело только на русском Севере, где дольше всего сохранялся охотничье-рыболовческий быт.
Связь же берегинь с дождем, росой и т.п. была, очевидно, позднейшим земледельческим переосмыслением, так как для земледельцев, заботящихся об урожае, вода небесная была важнее воды земной (и, вознося молитвы рекам и источникам, крестьяне надеялись повлиять на «хляби небесные», заоблачные запасы воды).
В какой-то связи с берегинями, возможно, состоит и «береза» – священное дерево славян и обязательная принадлежность летних молений о дожде (в языческие времена приурочивавшихся к 4 июня, а в христианские – к Семику и Троице); на это указывает и то, что береза издревле считалась среди славян «деревом духов» и излюбленным деревом русалок (считалось, например, что они обитают на березах или в них, качаются на березовых ветвях и т.д.).
О многом говорит и традиционное изображение русалок в русской домовой резьбе. Сама эта резьба, украшавшая дом каждого крестьянина и состоявшая из множества различных символов, представлявших собой систему, воспроизводящую макромир, должна была оберегать всех домочадцев от сил зла, повсеместно разлитых в природе; и присутствие в этой сложной, охранявшей дом системе берегинь, духов-охранителей от зла, было вполне уместным.
Двойственность же образа берегини в этой резьбе (девушка-птица и девушка-рыба) являлась, очевидно, попыткой выразить, с одной стороны, родство со стихиями воды и воздуха, а с другой – родство с самим человеком.
